ПУШКИН И ИСЛАМ, ПУШКИН И КОРАН (ВИДЕО)
В пещере тайной, в день гоненья,
Читал я сладостный Коран.
Внезапно ангел утешенья,
Влетев, принес мне талисман.
Его таинственная сила
Слова святые начертила,
На нем безвестная рука.
Время Пушкина — время цветения русской словесности. В пушкинском творчестве она богата «всемерной отзывчивостью», чудесным даром перевоплощения, готова мощно ответить на сильный зов духовности и справедливости.
Люди почитают его глубоким уважением. В Москве, в Санкт-Петербурге и других городах, где жил великий поэт, два раза в год: в день рождения — 6 июля и в день смерти — 10 февраля собираются ценители его таланта — ученые, писатели, студенты и простые люди. Говорят о его жизни и творчестве, читают его стихи. Тема Ислама затронута во многих произведениях поэта, где он позиционирует себя как последователя «учения Магомета», с любовью и теплом упоминается Священный Коран.
Мужайся ж, презирай обман,
Стезею правды бодро следуй,
Люби сирот и мой Коран
Дрожащей твари проповедуй.
В рукописи «Евгения Онегина» также были слова:
В Коране много мыслей здравых,
Вот, например: «Пред каждым сном
Молись; беги путей лукавых,
Чти Бога и не спорь с глупцом.
А вот строки, посвященные женам Посланника Бога :
О, жены чистые пророка,
От всех вы жен отличены:
Страшна для вас и тень порока.
Под сладкой сенью тишины.
Живите скромно: вам пристало
Безбрачной девы покрывало.
Храните верные сердца
Для нег законных и стыдливых,
Да взор лукавый нечестивых
Не узрит вашего лица!
В годы южной ссылки Александр Пушкин (1799-1836) соприкоснулся с жизнью черкесов, крымских татар, арнаутов, с бытом мусульман, населявших окраины, сравнительно недавно присоединенные к империи. В ранней поэме «Кавказский пленник» этот воинственный, экзотичный для европейцев быт предельно романтизирован:
Бывало, в светлый Баиран
Сберутся юноши толпою;
Игра сменяется игрою.
То полный разобрав колчан,
Они крылатыми стрелами
Пронзают в облаках орлов;
То с высоты крутых холмов
Нетерпеливыми рядами,
При данном знаке вдруг падут,
Как лани землю поражают,
Равнину пылью покрывают
И с дружным топотом бегут.
Пушкина также волнует предание о любви крымского хана к польской пленнице:
В Тавриду возвратился хан,
И в память горестной Марии
Воздвигнул мраморный фонтан,
В углу дворца уединенный.
Вернувшись в Михайловское, Пушкин еще раз вспоминает «немолчный говор» и «поэтические слезы» бахчисарайского фонтана. В имении, окруженном сосновыми лесами, заметенном ноябрьскими снегами, поэт создает цикл стихотворений, ставших одним из самых удивительных и совершенных его творений: «Подражания Корану».
Это были именно подражания, вольные переложения, а не переводы. В этой работе ощутимо присутствие образов Великой книги Ислама, воздействие и духа, и буквы Корана, который Пушкин узнал в русском переводе М.Веревкина (издание 1795 года). Мощное давление откровений, содержащихся в Коране, давление и всей Книги в целом, и отдельных сур. Ведь по замечанию Пушкина: «многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом». Девять стихотворений Пушкина, составивших этот цикл, принадлежат к шедеврам поэзии. Каждое слово значительно, как небесное откровение и пророческий глагол. К примеру, строки из стихотворения, навеянного сурой «Слепой». Здесь русского поэта охватило неистовое вдохновение:
Но дважды ангел вострубит:
На землю гром небесный грянет:
И брат от брата побежит,
И сын от матери отпрянет,
И все пред Бога притекут.
Обезображенные страхом,
И нечестивые падут,
Покрыты пламенем и прахом.
«...Разве тут не мусульманин, разве это не самый дух Корана и меч его, простодушная величавость веры и грозная кровавая сила ее?» — вопрошал своих слушателей на пушкинском юбилее Федор Достоевский. «Пушкин, ты приобрел в России пальму первенства: один Державин только еще борется с тобою, но еще два, много три года усилий, и ты опередишь его: тебя ждет завидное поприще: ты можешь быть нашим Байроном, но ради бога, ради Христа, ради твоего любимого Магомета, не подражай ему. Твое огромное дарование, твоя пылкая душа могут возвести тебя до Байрона, оставив Пушкиным. Если бы ты знал, как я люблю, как я ценю твое дарование. Прощай, чудотворец». К.Ф. Рылеев — Пушкину. 12 мая 1825 г.
Для нас интересен сам факт обращения Рылеева к Пушкину подобными словами. Рылеев хорошо знал натуру Пушкина, его трепетное отношение к пророку Мухаммаду , поэтому и использует эту эмоциональную фразу в своей просьбе, будучи уверенным в том, Что Пушкин ему не откажет. Таким образом, Рылеев сам подчеркивает значимость подобного обращения для Пушкина.
Исследование творчества Пушкина и его отношение к Исламу было бы неполным без рассмотрения его родословной, берущей корни от арабов. Что же пишет сам поэт о своих предках:
«Мы ведем свой род от прусского выходца Радши или Рачи (мужа честна, говорит летописец, т.е. знатного, благородного), выехавшего в Россию во время княжества Ярославовича Невского», — начинает писать сам Пушкин. «От него произошли Мусины, Бобрищевы, Матлевы, Поводовы, Каменские, Бутурлины, Кологривовы, Шерефединовы и Товарковы, затем Пушкин», продолжает он в своем произведении «Начало автобиографии».
«Родословная моей матери еще любопытнее. Дед ее был негр, сын владетельного князька», пишет он. Далее, он деда своей матери называет Ибрагимом (в библейском варианте - пророк Авраам). Тут есть одно маленькое недоразумение. Есть некоторые арабы, к примеру, жители Судана, по цвету кожи близкие к неграм. Может быть, из-за этого приняли его за негра. Но он был арабом. Во-первых, его имя арабское, во-вторых, есть у Пушкина повесть «Арап Петра Великого». Этих фактов более чем достаточно. Пушкина ценят не только как великого поэта, но и как историка. Эта повесть начинается так: «В числе молодых людей, отправленных Петром Великим в чужие края для приобретения знаний, необходимых государству преобразованному, находился его крестник, арап Ибрагим». То есть он был настоящим арабом, позже получившим фамилию Ганнибал.
Кроме того, у Пушкина есть другие стихи, называемые «Моя родословная». Там он говорит так:
Сей шкипер деду был доступен,
И сходно купленный арап,
Возрос усерден, неподкупен,
Царю наперсник, а не раб.
В зимнем Михайловском, ссыльный Пушкин, очевидно, перечитывая кораническую суру «Пещера», все вновь вспоминает некую крымскую пещеру, полную «прохлады сумрачной и влажной». «Заточение» в родной глуши затянулось, кажется, навечно...
В пещере тайной, в день гоненья,
Читал я сладостный Коран.
Внезапно ангел утешенья,
Влетев, принес мне талисман.
Его таинственная сила
Слова святые начертила,
На нем безвестная рука.
Мысль о мусульманском Востоке, отзвуки его поэзии живут еще во многих позднейших сочинениях Пушкина. Воспоминания о мятежной юности, проведенной в соседстве с «поклонниками Пророка », о годах духовного взросления, совпали в таких стихах, как «Талисман», с непрестанной думой о будущем, о роковой судьбе. Особое место в творчестве зрелого Пушкина занимает небольшая поэма «Тазит», философский рассказ о горских нравах...
Чтоб крепка была могила,
Где храбрый ляжет почивать,
Чтоб мог на зов он Азраила,
Исправным воином восстать.
С воспетой воинственностью чеченцев, с непреклонностью жестокого обычая спорит сила кротости, жалости, милосердия... В 1829 году Пушкин участвует в закавказском походе русских войск, в русско-турецкой войне. Присутствие восточных, исламских мотивов в стихах, написанных во время «путешествия в Арзрум», естественно. В лагере при Евфрате написано стихотворение «Из Гафиза», явно имеющее непосредственный повод в повседневной жизни. Возникают прославленный «Делибаш», фантастическое видение с гор Саган-Лу, и неоконченное послание персидскому поэту Фазиль-хану, исполненное дружественности и любезности к гостю России...
Здесь Пушкин создает стихотворение «Стамбул гяуры нынче славят», пронизанное патетикой Ислама, целомудренного и нетерпимого, смиренного и неистового. Лучше вспомнить не вошедшие в основной, прекрасный в своей цельности текст, замечательные черновые четверостишия:
В нас ум владеет плотью дикой,
И покорен Корану ум,
И потому Пророк великой,
Хранит как око свой Арзрум.
Меж нами скрылся янычар,
Как между братиев любимых,
Что рек Аллаx: спасай гонимых,
Приход их — дому Божий дар.
В серые времена советской цензуры, в школьные и вузовские учебники попадали тщательно отобранные, соответствующие коммунистической идеологии произведения поэта. Почему не изучали стихи Пушкина, такие, как «Подражание Корану», а предлагали произведения «Узник», «Арион», «Капитанская дочка» и другие? Вполне понятно, что коммунистический режим подбирал произведения под свое «политическое меню». Под воздействием пушкинских стихов могло произойти то, против чего они боролись. И поэтому они тщательно скрывали «неудобные» стихи Пушкина. Но еще до коммунистов, во времена царского режима, он также не был угоден властям, которые приказали сжечь его «возмутительные», с их точки зрения, стихи.
«…Николай I приказал вынуть из дел все «возмутительные» стихи и сжечь их. В огне погибло множество списков стихотворений Пушкина и, по предположению пушкинистов, несколько подлинников».
Никто не может утверждать однозначно, что в огонь не пошли и стихи, восхваляющие Ислам, или его свидетельства о принадлежности к Исламу. Задуматься об этом нас заставляют чудом уцелевшие его замечательные «Подражания Корану», кстати, высоко ценимые в свое время тем же Рылеевым. В жизни Пушкина были и другие «неудобные» моменты. Но он был поэтом с большой буквы. И «вдобавок» он, как и мы с вами, был человеком в обычном смысле этого слова, светским львом своего времени. Но об одном мы можем смело говорить, и имеем на это полное право! Александр Сергеевич Пушкин — великий русский поэт — признавал истинность Ислама!!! И нам этого вполне достаточно!
