Борец за добрые идеалы. Предисловие
Завтра, 18 марта, исполнилось бы восемьдесят пять лет ОТАХОНУ ЛАТИФИ — выдающемуся таджикскому журналисту, писателю-публицисту, видному государственному деятелю Таджикистана.
23 сентября 1998 года пуля злодея сразила его прямо во дворе дома. Этот очерк о моем друге и наставнике по журналистике я написал в ночь с 23 на 24 сентября 1998 года. После шестилетнего творческого перерыва. Трагическая смерть ОТАХОНА потрясла меня и стала началом нового периода в моей творческой жизни. Я вдруг ощутил, что не писать больше не могу. Многое пришлось переосмыслить, по новому дать оценку трагическим событиям начала 90ых годов. И продолжить исследование истории Советского Таджикистана. С тех пор этим и занимаюсь.
I
Он был борцом за добрые идеалы и до последнего биения сердца оставался верным своему выбору. Он был искренним и в жизни, и в политике.
Нур Табаров, писатель.
Никогда мне не было так трудно писать. Потому что, никогда не приходилось писать о такой незаурядной личности, какой был Отахон Латифи. Трудно еще и потому, что писать нужно в прошедшем времени — Отахон Латифи жил, творил, боролся во имя своей Родины. Он очень любил Таджикистан. В настоящем — добрая память о нем, заслуги перед Отечеством, творческое наследие.
Пишу о нем второй раз. Первый раз — в марте 1996 года, когда Отахону исполнилось шестьдесят лет. Однако, печатать небольшую заметку было негде. Послать материал в какую-нибудь таджикскую газету не решился. Наверное, ни одно издание не осмелилось бы напомнить о юбилее оппозиционера. Шестидесятилетие Отахона Латифи прошло незаметным. Как и его пятидесятилетие. Если не учесть промелькнувшее в апреле 1986 года в республиканской печати сообщение ТаджикТА «О награждении Почетной грамотой Президиума Верховного Совета Таджикской ССР собственного корреспондента газеты „Правда“ за долголетнюю и плодотворную работу в органах печати и в связи с пятидесятилетием со дня рождения». Все! Власть штампованными фразами отметила его заслуги. Никакой публикации о нем не было.
Хотя в те годы стало модным проводить юбилейные вечера. Нередко в каком-нибудь зале известные и не очень известные поэты, писатели, журналисты собирали народ в честь своего юбилея. Чтобы слушать о себе красивые речи. Смотреть на их сияющие лица было и смешно, и грустно. Большинство из них знало, что их творчество не читаемо. Поэтому и создавали о себе славу на юбилейных вечерах. Латифи не был бы Латифи, если бы он организовал вечер, посвященный себе. Журналист, чье имя у всех было на устах, человек, о котором ходили легенды, не нуждался в формальных торжествах. Яркий журналистский талант, высокие нравственные качества сделали его самым популярным человеком в республике, символом справедливости.
Во все времена он не был ни на кого похож. Во все времена он жил и творил по своей совести. Приспособиться он просто не мог. Выпускник факультета журналистики Ленинградского университета вначале 60-х годов Отахон короткое время проработал в одной из республиканских русскоязычных газет. Редактора буквально раздражали его материалы. Так как писал Отахон, нельзя было писать. Наконец, не выдержав, редактор вынес приговор: журналистом вы никогда не станете, подыщите себе другое занятие! Но Отахон заявил о себе, как о журналисте по призванию, молниеносно! Очерк «Памир без эмоций» сделал его собственным корреспондентом газеты «Комсомольская правда» по Средней Азии и специальным корреспондентом по Казахстану. А затем 16 лет его портрет висел на стенде «Наши лучшие собкоры» в редакции газеты «Правда».
Каждый раз, вспоминая о Латифи — журналисте, ловлю себя на мысли: а ведь его творчество — сама история Советского Таджикистана. Эту историю нужно знать. Эти исторические материалы нужно собирать. Пусть будет хоть сколько книг, надо их выпустить. Пусть на этих материалах учатся жить и писать начинающие журналисты.
Поэзия, творения одаренных авторов, и через века находит читателей. В отличие от поэтического слова, газетный материал живет один день. Потому, что журналист обречен писать на злобу дня. Но старая газета может долго ходить по рукам, когда в ней опубликовано что-то волнующее. Так часто случалось с газетой «Правда» в Таджикистане, если на ее страницах появлялся материал за подписью Отахона Латифи. В этом и состоит характерная особенность творчества Латифи, что даже незначительные его публикации запоминаются надолго. Я мог бы назвать на память десятки публикаций — от крупных аналитических материалов, до небольших ярких зарисовок. Прошло много лет. СССР развалился давно. Но многие из них и сегодня не потеряли своей актуальности.
Он не просто изучал факты, а исследовал их. Острый аналитический ум, высокий интеллект давали ему возможность за фактом, порой незначительным, увидеть явление. Не раз я был свидетелем, когда для небольшой заметки он долго собирал материал. И я удивлялся: какая в этом необходимость? Потом, спустя несколько лет, когда в «Правде» прочитал его очерк «Плотина», где он убедительно доказал необходимость внести серьезные коррективы в проект строительства Рогунской ГЭС, понял — каждая публикация Латифи может иметь продолжение через пять, десять, пятнадцать лет. Начиная с конца 60-х годов, вопрос о гигантских гидросооружениях он исследовал более 20 лет и публиковал целую серию материалов. Очерк «Плотина» был как бы итогом многолетних исследований. Чрезвычайный талант позволил ему вместить огромный исследовательский материал в одну газетную полосу. Публикация вызвала такой переполох, что повергло в растерянность руководителей республики и Министерство энергетики СССР. ЦК Компартии Таджикистана организовал отпор в духе лучших традиций того времени. Собрания трудовых коллективов единогласно осуждали публикацию.
Прошло много лет со времени этой, поистине судьбоносной для Таджикистана, публикации. Но Отахона Латифи продолжают охаивать и сегодня. Один из таких — самый продуктивный «поэт» и «писатель» в современной Таджикской литературе, «автор множества толстых книг», носитель многочисленных званий; орденов, медалей, значков на груди Бури Каримов.
Мало кто знает о таком факте из творческой биографии Латифи, когда он в конце 60-х годов фактически спас от полного уничтожения Вахшскую долину. В недрах Госплана СССР был подготовлен чудовищный проект строительства на низовьях реки Вахш ГЭС мощностью, превышающую Нурекскую. Почти на всей территории Вахшской долины образовалось бы искусственное море, а ее полумиллионное население переселили бы в Каршинскую степь Узбекистана. Критиковать проект было бесполезно. Это усилило бы желание авторов скорее реализовать его. Тогда Латифи, собственный корреспондент «Комсомольской правды» проявил мудрость. Под рубрикой «Вниманию Госплана СССР» он опубликовал материал, где доказывал: зачем начинать строить новую ГЭС, если не завершено строительство Нурекской? Распыление сил и средств затянет пуск обеих станций на многие годы. Совет Министров СССР отреагировал на критику, и признал ее правильной. Решено было все силы бросить на строительство Нурекской ГЭС. Таджикистан выиграл время! Уникальная долина была спасена! Прошли годы, и проект был захоронен.
II
Мне не раз приходилось ездить с ним в командировку по районам Кургантюбинской области. В городах и селах у него было бесчисленное множество друзей: механизаторы, агрономы, зоотехники, строители, медики, музыканты, художники и т. д. В отличие от партийных руководителей, которые очень боялись корреспондента «Правды», простые труженики искренне любили и уважали его. Многие даже не знали его имени, просто звали — Латифи, и говорили с ним на «ты». Он был для них свой человек. С ним они были откровенны, могли излить душу. Он обладал способностью удивительно быстро расположить человека к неформальной беседе. Сколько раз я был свидетелем, когда два незнакомых человека после продолжительной беседы расставались друзьями. Присутствуя на таких встречах, я ни разу не видел, чтобы Латифи что-нибудь записывал в блокнот. Но через неделю-другую, с завистью читал в «Правде» яркую зарисовку о человеке, с которым он часами беседовал за пиалкой чая. Он создал целую галерею образов людей высоконравственных, творцов и созидателей. Он был мастером показать человека во всем его многообразии.
«Культура — это искусство быть Человеком среди людей!» — заметил один мудрец. Отахон в совершенстве владел этим искусством. Он был исследователем человеческих душ. Он не был интеллигентом-белоручкой. Он мог по нескольку дней пропадать на горных пастбищах, чтобы жить жизнью чабанов. Забыв о своих планах, с раннего утра сесть за руль хлопкоуборочного комбайна, отработать смену каменщиком, бетонщиком (эти профессии он усвоил еще подростком на стройках). И везде он был своим Человеком. Постоянно, находясь среди людей, этот человек, как геолог, который ищет под землей ценные ресурсы, искал и находил таланты. И как ребенок, обрадовавшись своей находке, таскал ее по кабинетам чиновников, которые в свою очередь радовались возможности угодить Латифи, намекая ему: «Понимаем Латифи, у тебя тоже есть племянники, братишки, земляки, наконец. Ты же не каждый день к нам приходишь». А когда выяснялось, что этот «подопечный» ему никто — удивлялись: вот чудак! Это благодаря его «чудачеству», многие таланты получили возможность реализовать себя. Издавались книги — нужные, ценные, которые годами лежали в издательствах, вдруг востребовались новые ценные изобретения, внедрению которых всячески препятствовала чиновничья бюрократия. Благодаря поддержке Латифи, немало людей оболганных и оклеветанных, восстановили свое доброе имя, или избежали несправедливой кары.
Почти тридцать лет возглавлял совхоз-техникум им. Куйбышева Курган-Тюбинского района Юрий Дмитриевич Воронин. Во многом, благодаря его организаторскому таланту, совхоз-техникум превратился в одно из самых высокорентабельных хозяйств во всем Советском Союзе. Сплошь и рядом убыточное животноводство датировалось за счет доходов от хлопководства, а в этом хозяйстве умудрялись получать от производства молока и мяса высокие доходы. «Город в деревне» — каждый раз, посещая хозяйство, отзывались журналисты из Центральных газет, восхищаясь не только высокой культурой земледелия, но и развитой социальной инфраструктурой в населенных пунктах, максимально приближенной к городскому быту. И потому звание Героя Социалистического труда, много других государственных наград Воронин получил заслуженно. А в 1978 году он со строгим партийным взысканием был освобожден от должности директора только за то, что осмелился протестовать против строгого приказа Курган-Тюбинского обкома партии продолжать сбор хлопка-сырца поздней осенью и приступил к вспашке. «Собирать полупустые коробочки на верхних ярусах — это пустая трата сил и средств» — убеждал он. За это и поплатился. Прославленному ветерану до глубины души было обидно, что он жестоко и бесцеремонно был ошелмован.
В те годы представить себе нельзя было, чтобы о человеке, имеющем партийное взыскание, упомянули добрым словом в газете. Латифи умудрился нарушить этот строгий партийный закон и опубликовал о Воронине очерк в «Правде», где отметил все его заслуги. А в следующую свою поездку в Вахшскую долину, он решил навестить ветерана. Увидев во дворе своего дома Отахона, старик обнял его и заплакал.
Кстати, на посту директора Ю. Д. Воронина заменил талантливый хозяйственник, человек, влюбленный в свое дело земледелец Азиз Холов. Он собрал опытных, таких же талантливых, как он сам, специалистов, смог создать творческую атмосферу в огромном, многоотраслевом хозяйстве. Буквально через несколько лет директор, главный инженер Владимир Михайлович Мазо и группа специалистов за ценное изобретение стали лауреатами Государственной премии имени Абу Али ибни Сино. Отахон опубликовал о прославленном хозяйстве в «Правде» серию материалов, которые можно было бы собрать под общим названием «Преемственность поколений».
Но однажды над хозяйством сгустились черные тучи. В Курган-Тюбинском обкоме партии, Облагропроме родилась абсурдная идея — создать на базе совхоза-техникума и расположенного по соседству НИИ хлопководства научно-производственное объединение. (В годы правления горе-реформатора М. С. Горбачева — объединение, разъединение, ликвидация, возрождение и прочие авантюрные проявления партийно-государственной бюрократии имели одно общее название — Перестройка.)
Азиз обивал все пороги и доказывал, что хозяйство и так является объединением производства и переработки. Хлопок-сырец перерабатывается на собственном хлопкоочистительном заводе. При многоотраслевом хозяйстве есть аграрный техникум, готовящий специалистов среднего уровня для всей республики. На полях совхоза-техникума ученые-селекционеры того же НИИ хлопководства испытывают новые сорта хлопка. Новое объединение может привести к упадку созданной за десятилетия уникальной аграрно-промышленной структуры. Везде его не дослушивая, давали понять — не твоего ума дело! В те годы такому крупному хозяйственному руководителю, каким был Азиз, да еще депутату Верховного Совета республики обратиться с жалобой в «Правду», главную газету СССР было весьма рискованно. Это ни больше, не меньше стоило бы ему карьеры. Но Азиз рискнул и обратился к своему другу Отахону. Я случайно стал свидетелем этого разговора.
— Что там с ума сошли эти ученые! — вспыхнул Отахон, выслушав Азиза. — Когда же они наукой будут заниматься, если возьмут на себя такую обузу!
По инстанциям он обошел авторов этой затеи — Курган-Тюбинский обком партии, Обл. и Госагропром республики. Те, заволновавшись, решили подождать: что же скажет Отахон на страницах «Правды»? Опираясь на мнение авторитетных специалистов, Отахон убедительно доказал, что создание такого объединения ничто иное, как авантюра. Публикация вызвала такой резонанс, что авторы авантюрного проекта поспешно отказались от него. В хозяйстве вздохнули с облегчением.
Вспоминается мне и такой, весьма любопытный случай. На симпатичную женщину, руководителя районного масштаба, «положил глаз» сам первый секретарь райкома и всячески стал намекать ей, что отказываться неразумно. Другая, может быть, обрадовалась бы стать «фавориткой» Первого, но она оказалась не из таких и каждый раз давала резкий отпор. Разумеется, неудачный роман Первого завершился тем, что женщина была освобождена от занимаемой должности по стандартной формулировке — за серьезные недостатки в работе. Восприняв это как унижение, она обратилась во все партийные инстанции, вплоть до ЦК. Везде слушали ее и обещали разобраться. Но как только двери кабинетов закрывались за ее спиной, партийные чиновники забывали о своем обещании. Отчаявшись, она обратилась к собкору «Правды». Отахон приехал в район. Пробыл там целый день. К вечеру в Курган-Тюбинском обкоме и в ЦК решили: нужно опередить Отахона, чтобы история Первого лица района не получила огласку на страницах главной газеты страны. Буквально через два дня был проведен пленум райкома, и Первый был снят.
В то время я работал собственным корреспондентом газеты «Коммунист Таджикистана» и жил в Курган-Тюбе.
— Неужели сняли? — звонил мне ночью Отахон из Душанбе.
— Не надо было вам приезжать, вы человеку испортили карьеру, — пошутил я в ответ.
— Умеет же наш ЦК вовремя спасать «честь мундира». Не успел я уехать…
А та женщина по-новому сделала карьеру, став руководителем крупного сельхозпредприятия. И доказала, что она толковый хозяйственник-организатор. Помнит ли она о Латифи — не знаю.
Но знаю другое — среди тех, кто благодаря Латифи избежал несправедливого наказания или же при его поддержке достиг почестей и славы, оказалось немало подлецов. Они, не стесняясь в выражениях, охаивали его. Из уст высокопоставленных в те годы партийных руководителей не раз приходилось слышать: «Мы его очень уважали, а он стал оппозиционером!» Ах, какой неблагодарный, этот Отахон! Ему оказывали большую честь — уважали его, а он, видите ли, не оценил!
Хочется спросить вас словами поэта: «Не вы ль, сперва так злобно гнали его свободный смелый дар?!» Разве не Вы, «уважая» Отахона, организовали компанию шельмования против него, когда он баллотировался в народные депутаты СССР? Страх тогда охватил весь аппарат ЦК — никак нельзя было допустить, чтобы этот ненавистный журналист из «Правды», который все время не дает покоя, стал депутатом. А чтобы не допустить — все средства хороши. В спешке, готовят ему в конкуренты летчика гражданской авиации Владимира Гиро. И вся «пропагандистская машина» аппарата ЦК работает на него. Среди русскоязычных граждан, которые в избирательном округе составляли большинство, распространяют слухи, что он — ярый националист, дружит с фанатичным духовенством. «Подумайте хорошенько! — лучше Гиро! Он же свой, русский». А среди таджиков распространялись слухи, что он ярый «коммунист-безбожник». Словом, оболванили избирателей и добились своего.
Отахон стал еще более ненавистным партийным руководителям, когда в дни трагических событий 1990 года на чрезвычайном Пленуме ЦК обвинил в случившейся трагедии республиканский КГБ и потребовал отставки его председателя Владимира Петкеля. После этого, аппаратчики ЦК вместе с КГБ вынашивали планы пришить ему обвинения в причастности к организации беспорядков и избавиться от неугодного вице-премьера. (За то короткое время, что Латифи был вице-премьером, он оставил о себе добрую память. Технологический университет, теперь самый престижный ВУЗ в республике, который был создан по его инициативе — яркий тому пример).
На съезде Компартии в мае 1990 года председатель КГБ Владимир Петкель предпринял новую попытку смешать имя Латифи с грязью и компрометировать его в глазах делегатов. В ответном слове Латифи факт за фактом доказывал, что Петкель лжет. Геннадий Веселков — второй секретарь ЦК, председательствующий на съезде, дергался, не зная, как спасти В.Петкеля от позора. И тут приходит на помощь группа делегатов, во главе с Рафика Мусоевой, первым секретарем Фрунзенского райкома партии г. Душанбе, которые дружно начали кричать: «Лишить слова!!!» Веселков, опомнившись, перебил Отахона: «Ваше время истекло!». Так заткнули ему рот.
«Он, будучи коммунистом, пошел против линии партии» — вот еще какое обвинение приписывали ему. (Писать о закулисных интригах в аппарате ЦК — значит, выступать против партии!) Да, Отахон Латифи был коммунистом. Но он жил и творил по своей совести. И этому принципу никогда не изменял. Аппаратчики ЦК ненавидели Отахона за то, что он время от времени разоблачал на страницах «Правды» неблаговидные дела работников аппарата ЦК. Будучи членом Компартии, он был чужой для них. Поэтому его предложения по реформированию партии отвергались с порога. Аппарат ЦК, в основном, был озабочен одним: как спасти имущество Компартии от национализации, как в новых условиях распределить между собой доходные портфели. Разумеется, не только Отахон, но и многие образованные и талантливые люди в знак протеста вышли из партии.
III
В последние годы жизни Отахон был политиком. Хотя он и раньше влиял своим творчеством на политическую жизнь в республике. Имя Отахона Латифи, человека, известного на всем постсоветском пространстве, сыграло не последнюю роль в том, чтобы стали возможны встречи лидеров Объединенной Таджикской оппозиции с главами государств и правительств, и признании ее, как политической силы.
Почти во всех документах, которые распространялись от имени ОТО, можно было угадать стиль Отахона Латифи. Но почему-то весьма влиятельные люди в той же Объединенной оппозиции ненавидели его. Причины такой ненависти кроются не только в различии взглядов на обустройство Таджикистана. Когда начала работу Комиссия по национальному примирению (Латифи возглавлял там подкомиссию по конституционной реформе) началась грызня за распределение портфелей по 30-и процентной квоте для оппозиции. Каждый, от кого хоть что-то зависело, старался протолкнуть своего человека. А ведь совсем недавно лидеры этой самой оппозиции не уставали повторять: в правительстве должны работать исключительно технари. Заверяли, что будут рекомендовать достойных, авторитетных, компетентных.
Латифи не мог на все это смотреть спокойно. Он не раз заявлял: такая кадровая политика компрометирует лидеров оппозиции.
IV
Устод Отахон Латифи мечтал жить до того времени, когда наш народ излечится от самого тяжелого недуга, имя которому регионализм, и когда мы перестанем делить себя по регионам. Еще во времена митингового противостояния в 1992 году он вместе с Лоиком Шерали, Акбаром Турсуновым, академиком Рашидом Рахимовым приходили на площади Шахидон и Озоди не к гармским, хаитским, гиссарским, кулябским, худжандским, а к таджикам. Лидеры площадей слушали их холодно, хмуро, молча давая этим понять: кто вы такие, чтобы нас учить? Проглатывая через свои сердца оскорбительные окрики, нецензурную брань (Ах, вы не с нами? Вон отсюда!), они призывали — опомнитесь, помиритесь, объединитесь — наша сила в единстве! А потом, после установления новой власти на них обрушился моральный террор. «Посредник-1», «Посредник-2», «Посредник-3» — под такими заголовками на страницах газет каждому из них посвящалась отдельная публикация, суть которых сводилась к следующему: как они могли называть себя патриотами, призывать к примирению с исламскими фундаменталистами?
Больше всего досталось Латифи, потому что тогда он покинул республику и включился в активную политическую деятельность, чтобы склонить и ту и другую сторону к переговорам. В начале 90х годов все, кто вынужден был покинуть Родину, считались «врагами народа» и «изменниками Родины»…
«…в XX веке все племена, населявшие землю, рождают человека. И только самые невежественные, самые дикие из обществ людских — боятся и уничтожают таланты. Замахиваются на свое будущее!». Эти строки Народный писатель Казахстана Олжас Сулейменов написал сорок лет тому назад, как будто о нас — сегодняшних таджиках. Это мы, замахиваясь на свое будущее, уничтожили еще один талант. Творческое наследие Отахона Латифи, основоположника нового направления в таджикской журналистике, писателя- публициста, политика и общественного деятеля — это часть нашей современной культуры, наше национальное достояние. Неужели оно будет предано забвению? Сборники его очерков и рассказов были бы настольными книгами для начинающих журналистов.
Супруга Отахона Манзура Мухсиновна выпустила две книги памяти, где помещены воспоминания друзей, отрывки из его публикаций. Но это всего лишь отчаянное напоминание, не более: нельзя забыть, нужно сохранить! Беспамятство — аморально!
V
С Отахоном мы встретились после трех лет эмиграции, летом 1995 года в Алматы, куда он приехал вместе другими лидерами оппозиции на переговоры (когда завершились переговоры, он еще на две недели задержался). Каждый вечер в беседах я убеждался: он старается совместить несовместимое — политику и нравственность.
— Понимаю, говорил он — это вряд ли возможно, но нужно к этому стремиться. — В чем главная причина таджикской трагедии? В том, что в борьбе за власть, противоборствующие стороны растоптали все нравственные нормы, наши священные национальные традиции — добра и миролюбия….
В последний раз я видел Отахона Латифи в конце августа 1998 года в Душанбе, в гостинице Вахш, где располагалась Комиссия по национальному примирению. Застал я его в мрачном настроении — страдал он от приступа радикулита. Когда мы разговорились, я понял, что причина расстройства не только недуг. Говорили мы долго, точнее он рассказывал о своем детстве, юности, а я слушал. Под конец он немного повеселел. Потом, когда пришло время прощания, опять помрачнел и опустил голову. Я чувствовал, что он чего-то еще не сказал и раздумывает, как выразить. Молчание продолжалось несколько минут. Я ему не мешал, не торопил. Затем он, подняв голову, силясь улыбнуться, как будто выдавил из себя:
— Знаешь, Саломидин, в этой Комиссии по национальному примирению есть люди из числа оппозиционеров, которые говорят — если мы придем к власти, то в первую очередь уничтожим таких, как Латифи!
Я был настолько ошарашен от услышанного, что не знал, что ответить. Он, не обращая внимания на мои возражения, прихрамывая, проводил меня до выхода.
До сих пор не могу простить себе, что перед отъездом из Душанбе не зашел к нему, не попрощался. Через три недели пришло печальное известие: Отахон Латифи убит!
Алмаата,
Сентябрь 1998 года.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Как-то копаясь в своем архиве, обнаружил журнал «Журналист» — издание Союза Журналистов СССР за март 1981 года, и в этом журнале — короткую заметку писателя Нура Табарова об Отахоне Латифи. Перечитывал ее с волнением несколько раз. Устод Нур Табаров в маленькой заметке не только мастерски описал портрет другого мастера слова, но и воссоздал эпоху 70-х-80-х годов Советского Таджикистана. Эта заметка дополняет мой рассказ, еще ярче раскрывает облик Отахона. Поэтому решил поместить ее под своим рассказом, разумеется, получив благословение автора.
БУДНИ СОБКОРА
Первая публикация Отахона Латифи в «Комсомолке» (Имеется в виду газета «Комсомольская Правда», тогда самая популярная молодежная газета в Советском Союзе — С. М.) в сентябре 1967 года шла под рубрикой «То, о чем никто не писал». Это был рассказ о крае высочайших вершин и людях, живущих в нем. (Автор имеет в виду очерк Отахона «Памир без эмоции» — С. М)
Мы, друзья Отахона, работавшие тогда в редакции газеты «Комсомоли Тоджикистон», были рады, что «Комсомолка» сумела как бы заново открыть широкому читателю наш горный край, — настолько публикация была хороша! Более того, газета открыла самого Латифи.
Многих знает Отахон, многие его знают по его прошлым материалам в «Комсомолке» и нынешним в «Правде» (печатный орган ЦК КПСС — главная газета Советского Союза — С. М.), где работает он теперь собкором. Ведь, пожалуй, нет более или менее важной проблемы в жизни Таджикистана, которой бы не коснулся он. И все же я так бы определил его главную тему: вершины и люди, люди и вершины. Речь идет не только о наших горах, где люди веками выращивают свой трудный хлеб, и не только о горах хлопка, которым славится республика, но и о людях, которые за шесть десятилетий сами стали вершинами.
Вот названия некоторых очерков Латифи: «Пульс Сареза», «Двое на одной тропе», «Что в имени твоем», «Ура-Тюбе», «Энергия Вахша», «Вода на южном поле», «Свет над долиной», «Городам расти вверх». Человеку, однажды побывавшему в нашем крае, достаточно одного перечня этих названий, чтобы он вспомнил и удивительное по своей красоте Нурекское море, обрамленное горами, и могучий гул девяти агрегатов ГЭС на Вахше, и бескрайние хлопковые поля, и сады золотой долины, и новые города, построенные уже в советское время.
Людям без доброго слова трудно жить. Но у журналиста такова судьба, что говорить ему приходится не только слова добрые, но и горькие.
Это было недавно. Я просматривал верстку первой полосы. (Нур Табаров работал тогда редактором республиканской газеты Точикистони Совети — ныне Чумхурият — С. М.) Тихо вошел ко мне Отахон. Волновался сильно, усы аж дергались, дымил сигаретой. Посадил его, чаем зеленым угостил. Успокоился он и говорит:
— Ну что, можешь поздравить меня, врезали мне за отсутствие местного патриотизма.
— Кто?
— Неважно. Вытерпим и это. Поправят дело, обрадуются сами.
— А нервы?
— Восстанавливаются, особенно когда читаешь «последушки»… (Популярная в те годы в журналистских кругах фраза, означающая — по следам газетных выступлений — С. М.)
Может быть, это и так, но каждый раз мне кажется, что серебряных нитей в его шевелюре становится больше… И все-таки хватает у него времени на многое. Завидно становится — успевает и фильм посмотреть, и на премьеру сходить, и неделями пропадать в чабанских отарах, на полях, на заводах, где он всегда желанный гость. Успевает вести занятия на семинаре журналистского мастерства при корпункте «Комсомольской правды».
Таков наш Отахон. Достигнув одной вершины, думает о следующей. Хочется закончить этот небольшой рассказ о своем товарище восклицанием одного из героев:
— Бале, неутомимый, бале, лев!
А «бале» по-русски «молодец».
Н.Табаров.
Журнал «Журналист» (Москва), № 3, 1981 год.
На снимках:
1. 70е годы. Отахон в самом расцвете творческих сил.
2. 90е годы. Отахон — политик и общесвенный деятель.
3. 2011 год. Союз Журналистов Таджикистана объявил конкурс на лучшую публикацию об Отахоне Латифи в честь его 75 летия. В Душанбе Диплом победителя конкурса вручил мне председатель Союза покойный Акбарали Сатторов. Светлая память талантливому журналисту и замечательному человеку!
